Чернобыльская катастрофа не только в прямом и переносном смысле искалечила жизни ликвидаторов, пожарных, медиков, которые добровольно или случайно попали в самый очаг бедствия. Авария, случившаяся ночью 26 апреля, навсегда изменила жизнь нескольких поколений людей: кто-то и спустя много лет чувствует проблемы со здоровьем, кому-то пришлось бросить все и переехать в более «чистую» местность… Герои этой публикации оказались среди тех, кто получил документы с пометкой «Ликвидатор». Осознавали ли они риск для жизни и здоровья, когда ехали в зону отчуждения? Мелькала ли мысль отказаться выполнять рабочие обязанности и просто уехать? Спросим у них.
Ночь, которая изменила поколения
Благоустройство и экология
26.04.2020
«Я же живая, что ещё надо!»
«В 1986 году мы жили в Хойниках. Когда «бахнул» Чернобыль, была ночь с субботы на воскресенье. Я тогда работала в санстанции, собиралась с понедельника в отпуск, - вспоминает Инесса Карась. – А в воскресенье нам всем сказали не выходить завтра на работу, поползли слухи, что на Чернобыльской станции какая-то авария. Слухи распространялись быстро. Кто-то сразу собирал самое необходимое и уезжал, кто-то пытался выяснить хоть какие-то подробности…»
Инесса, как и многие, масштаба катастрофы не осознавала. За себя особо не переживала: внешне все было, как обычно. Покоя не давала только мысль о малыше внутри нее. Совсем крохотный еще, семья буквально несколько недель назад узнала о беременности. Когда предложили уехать в санаторий в Новополоцк – сразу согласилась. Четыре месяца она провела в относительно чистой зоне. А потом вернулась в Хойники, дочка родилась в декабре. С малышкой все было будто бы в порядке, по крайней мере, очевидных проблем не наблюдалось. А в годик у нее стало стремительно падать зрение. К 4,5 годам девочка видела совсем слабо. Благо, ее согласилась взять на операцию клиника в Одессе, зрение удалось сохранить. Казалось бы, все позади, но к 6 годам у девочки начали отказывать почки. Тогда-то Инесса с мужем и приняли окончательное решение о переезде. Но это все было позже, а в начале 1988 года молодая мама пришла работать в санстанцию, помощником санитарного врача по коммунальной гигиене.
В зону отчуждения, где был самый высокий уровень радиации, приходилось ездить достаточно часто: следили за санитарным состоянием отселенных деревень, брали пробы воды. На въезде обязательно надевали защитные костюмы. На выезде снимали их и обязательно замеряли радиационный фон. Цифры никогда не озвучивались: только «нормы не превышены». «Опасности я не осознавала: просто делала свою работу, - рассказывает Инесса Борисовна. – Ну и любопытство присутствовало. Чего только мы не видели в отселенных районах! И диких животных, которые за короткое время почувствовали себя хозяевами, и одичавших собак и кошек, которые бродили целыми стаями. Брошенные дома, где все было перевернуто буквально вверх дном, и одинокие «аборигены», не пожелавшие покидать обжитое место».
Через два года Инесса Карась перешла работать лаборантом в радиологическую лабораторию. Это только звучит страшно. На самом деле, работа стала куда безопаснее: проверяли продукты питания, в основном. Никуда выезжать не нужно было.
В Сморгонь семья переехала в 1993 году. До этого о городе не знали ничего, но новое место жительства понравилось с первого взгляда. Семье выделили трехкомнатную квартиру: переезжали не только с мужем и дочкой, но и пожилой бабушкой Инессы. Такого же места работы, как в Хойниках, для Инессы Борисовны не нашлось, устроилась рентгенлаборантом в центральную районную больницу. Там и осталась до этого дня. Абсолютная оптимистка: «Последствия для здоровья? Ну я же живая, что еще надо!» Наслаждается каждым днем жизни и беспокоится только об одном: чтобы таких катастроф больше не было.
Виолетта ВОЙТКО.
Фото автора.
Инесса КАРАСЬ.